Виктор Вавич (Книга 2) - Страница 6

Снял шинель. Сел за стол и тут только увидел солнце: оно блестками, радугами вошло в граненую чернильницу, и она цвела как брильянтовый куст. Больная муха грелась на крышке и сонной ногой потирала упругое крыло.

"Птица в своем роде..." - загляделся Вавич на муху и на весь зеленый ландшафт стола - молью выеденные колдобины, чернильные острова. Виктор смотрел, как мшилось на солнце сукно, и захотелось поставить на этот зеленый луг оловянных солдатиков: чтоб блестели на солнце, чтоб тень была с острыми штыками и чтоб пахли игрушечным лаком. Какой это лак такой замечательный? Виктор взял со стола полированную ручку, поднес к носу. Нет, не пахнет. Муха перелетела на бумагу. Виктор глядел, как грелась, ленилась на солнце бумага, и спокойно, не понимая, читал синий карандаш через угол бумаги:

"Расслед. лично объясниться с ген. Федоровым. Долож. мне и не ротозейничать".

Вдруг смысл ударил в лоб. Виктор схватил бумагу:

"Его высокоблагородию господину приставу Московского участка.

Должен обратить внимание Ваше на допущенные полицией безобразия: в доме, где я проживаю, производится еврейкой Цигель ночная продажа водки при содействии дворника и ночного сторожа, кои вечно пьяны. Надеюсь, что будут взяты строгие меры, в противном случае мною будет доложено лично г. градоначальнику о злостном попустительстве.

Ген.-майор в отставке - С. Федоров".

"Не ротозейничать, не ротозейничать..." - Кровь стукала в лицо, и слезы выдавливались. - "Это уж прямо на сукина сына мне пишет", - и Виктор кулаком придавил надпись, синий карандаш и повернул кулак так, что скрипнул стол. И старикашка в николаевской шинели так и встал в глазах, палка с резиновым наконечником, калошами шаркает по панели, вот ижица такая проклятая топчется, зыркает глазками, заестся с кем-нибудь... "Если не окажется ничего, прямо скажу: потрудитесь, ваше превосходительство, указать, где вы изволили заметить безобразие, как изволили, ваше превосходительство, выразиться в бумаге. Лично извольте указать. Покорнейше прошу! Черт вас в душу дери. Сволочь какая!"

- Ротозейничать, - шипел сквозь зубы Виктор и напяливал шинель. Валялась бумажка, уж двадцать дураков прочли. Виктор хлопнул дверью ухнула сзади комната. Болотова сейчас приведут - черт с ним, пусть сидит мерзавец. Виктор боком глянул на постового - ух, верно, знает, каналья! Тянется, будто ни сном, ни духом. Виктор завернул за угол, глянул, не смотрит ли городовой, дернул во всю силу звонок у ворот и мигом вскочил в ворота. Дворничиха ковыляла через двор. Увидав квартального, побежала, путаясь в мужицких сапогах.

- А дурак твой где? - крикнул Виктор. - Сюда подать! - Баба осадила на бегу, замотала обмотанной головой.

- С дежурства он, спит он...

- Подать! - рявкнул Виктор.

Бабу как ветром в спину погнало. Виктор стукал по колену портфелем сейчас я его. Всклокоченный, мохнатый дворник шел, натягивал на ходу тулуп. Жена сзади поправляла сбившуюся шапку.

- Подойди сюда, архаровец! - крикнул Виктор, хоть дворник шел прямо на него. - У тебя что же тут происходит? А? Что, говорю, у тебя, у стервы, происходит? Что, говорю, у тебя?.. А? Чего глазами хлопаешь? Пьяная рожа! Где тут Цигель? Цигель где у тебя?

- В шашнадцатом...

- Пошел вперед, веди.

На лестнице было полутемно и пусто.

- Ты мне, сукин сын, кабак тут устроил? Кабак?

- Какой может быть кабак, ваше благородие?..

- Какой? А вот какой, вот какой! - и Виктор два раза смазал дворника по физиономии портфелем - звонко, хлестко, прикладисто.

- Какой кабак?., видит Бог... - со слезой, с обидой захрипел дворник.

Виктору захотелось скорей тем же портфелем стереть оплеухи с волосатой рожи, и рука дернулась. Дворник заслонился и отшагнул к перилам.

- Ну пошел, пошел живей. Увидим.

- А увидим, так зачем наперед обижаться, - хныкал дворник вверху лестницы.

- Стой, не звони. Я сам.

Виктор подошел к двери и дернул звонок. Из-за двери ответил детский рев, что-то полетело и грохнуло.

- Ой, кто там? Кто? - кричал женский голос через ребячий визг. Дверь открыла женщина с ребенком на руках. Из-за нее глядела полураздетая старуха.

- Что вы хотели? - и женщина, разинув глаза, пятилась. Опрокинутое корыто и табурет лежали в луже воды.

- Кто здесь водкой торгует? - строго спросил Виктор.

- Что? Водкой? - и женщина подняла брови.

- Не квасом, не квасом, - напирал Виктор, - а водкой.

- И квасом? - женщина чуть не поскользнулась на мокром полу. - Это не тут, господин надзиратель. Это не здесь, господин надзиратель.

- А я сейчас все тут обшарю! - и Виктор шагнул через корыто, шагнул в комнату. Худенький мальчишка отскочил от дверей и лег с разбегу на кровать лицом в грязную подушку и завыл. Тоненько, так что Вавич не сразу расслышал эту тонкую ноту за шумом в своей голове. Швейная машинка стояла у окна, кучка обрезков валялась на подоконнике. На грязной цветной скатерти тетрадка и чернильная банка. Старательные детские буквы мирно глянули с тетрадки в лицо Виктору. Он стал и вдруг повернулся к хозяйке.

- Говори, говори, говори прямо, черт тебя раздери, торгуешь водкой? Торгуешь? Говори сейчас! - и Виктор топнул в пол, и звякнули подсвечники на комоде. - Да говори же скорей, рвань жидовская? - кричал Виктор со слезами. - Говори ты мне Христа-Господа ради, - он подступал к хозяйке; она, остолбенев, глядела и все сильней жала к себе ребенка, и ребенок кричал, задыхаясь.

- Ой, ой, что же это?

- Что это? - выдыхала старуха, и душной нотой выл мальчик в подушке.

Виктор видел, как женщина собиралась плакать, сейчас завоет, загородится криком, сядет на пол.