- Идем, идем! - и Санька толкал их к своей комнате. - Черт его знает, с ума сходят все. Абсолютно. Одурели. Пошли ко мне!
- Ух, брат, здорово как! Ай, Кипиани! - Санька с восторгом, с завистью смотрел на белую повязку. Из нее, как из рыцарского шлема, глядело лицо; прямой чертой шла на лбу повязка.
- Пропала папаха, - махнул рукой Кипиани. - Такой сволочь, прижал конем, тут забор. Я под низ, - Кипиани присел, глянул в Саньку черным блеском.
Санька откинулся - вдруг прыгнет пружиной.
- Шапка упала, он нагайкой, я под низ и лошадь ему раз! раз! Сел лошадь! - Кипиани сел совсем на пол и оттуда глядел на Саньку. - Вот! - И Кипиани встал. Дышал на всю комнату, обводил товарищей глазами. - Тут вот! - и Кипиани резанул рукой у себя под коленками.
Минуту молчали, и шум, недавний гам стоял у всех в головах. И вдруг резкий женский вскрик - как внезапное пламя. Санька узнал голоса - бросился в двери.
В конце коридора, в передней, Анна Григорьевна держала кого-то, будто поймала вора. Санька узнал Надину шапочку.
И вот через мамино плечо глядит - протянула взгляд через весь коридор и так смотрит, как будто уезжает, как будто из вагона через стекло, когда нельзя уж крикнуть последних слов. Санька двинулся рывком. Но Надя вдруг вырвала шею из маминых рук.
- Ну, оставь, ну, довольно. Цела, жива, - и Надя повернулась, пошла, не раздеваясь, в свою комнату.
- Я сейчас! - крикнул Санька товарищам в двери, старался беззаботно стучать каблуками, шел к Наде.
Надя сидела в пальто и в шапочке на своей кровати.
Анна Григорьевна стояла перед ней, вся наклонилась вперед, с кулачками под подбородком. Она шевелила губами и капала слезами на пол.
Надя вскинула глазами на Саньку.
- Ну и пришла. И ничего особенного, - говорила Надя. - И чего, ей-богу, мелодрама какая-то. И ты туда же.
Надя снова взглянула на Саньку. Она резко поднялась, прошла в прихожую.
- Дайте мне умыться спокойно, - говорила Надя, с досадой сдергивала пальто.
- Ну, цела, и ладно, - сказал веселым голосом Санька, - а ты не стой, - обернулся он к Анне Григорьевне, - как Ниобея какая, а давай чаю.
Анна Григорьевна перевела глаза на сына: "улыбаться, что ли". И улыбка побыла на лице и простыла. В Надиной двери щелкнул замок.
Анна Григорьевна топталась, поворачивалась около Надиной двери.
- Ей-богу, - сказал Санька сердито, - вели ты ставить самовар, и нечего топтаться.
Анна Григорьевна повернулась к кухне.
- Вот и все, - крикнул на ходу Санька. Из своей комнаты Санька слышал горячий крик. Кипиани даже не оглянулся, когда открыл двери Санька, он наступал на товарища, он наступал головой вперед и вскидывал ее после каждой фразы, как бодал:
- Почему, говоришь, Рыбаков? Почему социал-демократ не может? Кипиани боднул воздух. - Социал-демократ не может в деревне? Не может? Скажи, Рыбаков, почему?
- Да уж говорил, - и недовольно отвернул лицо в сторону. - Да! - вдруг обернулся он к Саньке. - Мы ведь к тебе сказать...
- Ты ерунду говорил, - Кипиани дергал Рыбакова за борт шинели.
- Да! - и Рыбаков двинулся к Саньке. - Завтра в час в столовке сходка, летучая. Будет один...
- Один! - передразнил Кипиани. - Не знаешь кто? Батин, - сказал Кипиани тихим голосом, сказал, как угрозу. - Знаешь? - Кипиани снизу глянул на Саньку, нахмурился и выставил кулак. - Ух, человек! - глухо сказал Кипиани и вдруг вскинулся и улыбкой ударило во все лицо. - Я тебе про него расскажу! Рыбаков, Рыбаков! Ай что было! Ты говоришь, в деревне! - кричал Кипиани. - Слушай оба, - он дернул Рыбакова, поставил рядом с Санькой, слушай! Он в одной деревне, понимаешь, заделался писарь. Волостной писарь. Никто не знает, понимаешь, - и Кипиани поворачивал лицо то к Саньке, то к Рыбакову.
- Ну? - и Рыбаков пустил равнодушно дым и глядел, как он расходится.
- А ну! - крикнул Кипиани, нахмурился. - Что ты "ну"? Он рабо-та-ет, понимаешь? Он...
В это время в дверь постучали; громко, требовательно. Все оглянулись.
Санька открыл. Андрей Степанович стоял в дверях. Он глядел строго и не переступал порога.
- Можно? - Андрей Степанович чуть наклонил голову и шагнул в комнату. - Сейчас было заседание в городской Думе. Рыбаков кивнул головой.
- Ага, понимаю.
- Одним из гласных, - Андрей Степанович наклонил голову и потряс, был поставлен вопрос, вопрос вне очереди, о событии, попросту избиении, этими словами и было сказано, - об избиении студентов перед университетом. Было предложено немедленно отправить депутацию к генерал-губернатору.
- Да постучи ты хоть ей, - вдруг плачущим голосом ворвалась Анна Григорьевна, - может быть, она тебе откроет. Господи, мука какая!
Андрей Степанович секунду глядел на жену, поднял брови.
- Сейчас! - резко сказал Андрей Степанович; со строгим лицом обернулся к студентам: - К генерал-губернатору. Сейчас, сейчас! - вдруг раздраженно прикрикнул Андрей Степанович и, топая каблуками, вышел.
Кипиани сел на Санькину кровать, глядел в пол, и видно было красное пятно на белой макушке. Он вытянул вперед руку мимо уха, держал, ни на кого не глядя.
- Де-пу-та-ция... - и Кипиани зашевелил двумя пальцами, как ножками, в воздухе. - Ну а что? - вдруг поднял лицо Кипиани и развел руками. - Идем!
Кипиани вскочил и стал насаживать фуражку на забинтованную голову.
- Два слова! - Рыбаков тронул Саньку за плечо. - Слушай, нельзя у тебя того, - говорил Рыбаков шепотом, - рубля занять? Только, ей-богу, не знаю, когда отдам, - говорил он Саньке вдогонку.
Санька шел по коридору к отцу. Андрей Степанович стоял около Надиной двери.
- Да ну, Надежда! - говорил Андрей Степанович. - Да покажись же! - и стукал легонько в дверь.