И вдруг ясно, как проснулся звук: из-за угла раскатились дрожки и стали у ворот. И при свете фонарей от крыльца видно было - сошел плотный офицер; с другой стороны спрыгнул и обежал пролетку другой, потоньше.
- Капитан! - первый увидел погон Вавич.
Шляпа
ПОМОЩНИК пристава широкой уличной походкой прошел мимо прапорщика, сморкаясь на ходу в свежий платок, прямо в двери и затопал вниз.
Слышно было, как на лестнице стали, и вот ровно, гулко забили два голоса. Говорил помощник, а другой хрипким звоном, как молотком в котел:
- Ага!.. Ага!.. Так! Так...
Прапорщик все поправлял пояс, пока рубили голоса на лестнице, вертел шеей в воротнике.
Дверь распахнули, шагнул, топнул капитан. Он пожевывал усы и прищуренными глазками глядел на прапорщика. Прапорщик держал под козырек. Все молчали. Помощник отошел к барьеру и глядел на прапорщика. Молодой офицер стоял за капитаном и насмешливо мигал рыжими глазками.
- Офицюрус, - шепнул Воронин Вавичу и чуть кивнул на молодого.
- Ну-с! - вдруг крикнул капитан в лицо прапорщику.
- В пятой роте пятьдесят второго Люблинского...
Капитан не брал руку к козырьку, не принимал рапорта, он стоял, расставив ноги, взял руки в толстые бока, выдвинул подбородок в лицо прапорщику.
Прапорщик покраснел сразу, будто красный луч ударил ему в лицо.
- Господин капитан, потрудитесь принять...
- Га-аспадин прапорщик! - крикнул капитан. - Потрудитесь пройтись, пожалуйте-ка!
И капитан сунул рукой вперед, где мутно светилось матовое стекло в кабинете пристава.
- Проводи! - кивнул помощник.
Вавич побежал вперед и распахнул дверь в кабинет пристава.
Прошагал прапорщик, простучал каблуками капитан. Вавич запер дверь. Хотел отойти. И вдруг услышал знакомый хруст новой кожи, а после хляп! это шлепнула крышка кобуры. И Вавич замер у двери в темноте канцелярии. И сейчас же услышал хрипкий голос капитана:
- Это что ж! Что ж это? Молчать! - и колко стукнуло железо по столу. Слушать! Измена? Со студентами, значит? А присяга?
- Я всю войну, - напруженным тенором начал прапорщик, - я всю войну...
- Молчать! - как на площади крикнул капитан.
И в дежурной зашел шепот.
И стало слышно, как выпускал шипящее слово за словом, как стукал об стол револьвером. Как горячими каменьями вываливал слова:
- Поднять два пальца! К иконе, к иконе обернуться! Повторять за мной...
- Я не позволю, я присягал, вы не имеете права, - крикнул прапорщик с кровью в голосе.
- Застрелю. За-стрелю, - и стало совсем тихо. Время зашумело в ушах.
Вавич затаил дух, подался вперед. Клякнул взвод курка.
- По-вто-рять! Клянусь... повторять: клянусь! Пальцы выше! И обещаюсь... всемогущим Богом...
И не слышно было, как шептал прапорщик.
Вавич на цыпочках прошел в дежурную. Помощника не было. Офицюрус закуривал от папироски Воронина и приговаривал:
- А ей-богу... так и надо. Ей-богу, надо. Набрали каких-то милостивых государей в армию. - Офицюрус пустил дым белым клубом и отдулся брезгливо. - Каких-то статистиков. Нет, ей-богу же, непонятно. - Офицюрус оперся спиной и оба локтя положил на барьер, руки висели, как крылышки.
В это время открылась дверь в кабинете пристава, и капитан громко сказал:
- Нет, нет! Вперед извольте пройти. Офицюрус встрепенулся, швырнул папироску. Прапорщик, нахмуренный, красный, шел из канцелярии, за ним гулко стукал капитан. Он застегивал на ходу кобуру.
- Командует ротой господин поручик. Проверить людей!
Капитан шагнул к двери. Городовой распахнул. Все козырнули. Поручик вышел следом.
Прапорщик зашагал в темноту канцелярии, он глядел вверх, он топнул на повороте в темноте.
- Шляпа, - кивнул на прапорщика Воронин.
- А я б его застрелил, - громко зашептал Вавич, - на месте.
- Ну, стрелять-то уж... воевал ведь он, поди, а мы, знаешь, тут сидели... и досиделись, дураки.
- Я говорю, я капитана застрелил бы, - уж громко сказал Вавич. - Как он смеет, против устава, присяги требовать.
- Кто требовал?
Прапорщик выходил из канцелярии, он делал два шага и круто оборачивался к окнам.
Он оглянулся на слова Вавича, глянул диким взглядом и что силы топнул в пол ногой.
Вавич замолк, глядел на прапорщика, глядел и Воронин всем лицом.
- Сволочи! - вдруг крикнул прапорщик и вышел в дверь.
Воронин и Виктор бросились к окну. Прапорщика на улице не было видно.
В городе было тихо, и только изредка лопался легкий выстрел, будто откупорили маленькую бутылочку.
Суматра
БАШКИН шел с Колей по мокрому тротуару. Улица была почти пуста. Торопливые хозяйки шмыгали кое-где через улицу, озирались обмотанными головами.
А дождик, не торопясь, сеял с мокрого неба.
- Ты воротник, воротник подыми, - нагибался Башкин к Коле, юркими пальцами отворачивал воротник. - Давай я тебе расскажу, тебе полезно, вы же проходите сейчас про Зондские острова.
Башкин нагнулся к Коле и взял его за руку выше кисти и крепко держал:
- Так вот: Суматра, Борнео, Ява, Целебес... Тебе не холодно? Да, так это на самом экваторе, он их так и режет. - Башкин широко махнул свободной рукой. - Ты слушай, так незаметно все и выучишь. Я тебя хочу выручить... я вот вчера одного человека выручил... Суматра огромный остров. - Башкин обвел вокруг рукой. - С Францию ростом, и там заросли тропических лесов, и там в лесах гориллы, понимаешь. Этакая обезьянища, ей все нипочем, никого не боится, идет, куда хочет. На все наплевать. И ни до кого дела ей нет. Живи себе на дереве и ешь яблоки, и никто за ней не подсматривает. Стой, Колечка, слушай. Ты здесь посиди в палисадничке.
Они стояли около церкви.
Мокрая лавочка стояла среди метелок кустов.